Солнце клонилось к закату, когда мы въезжали в Окене — небольшой городок в штате Квара, находящийся в полусотне километров от нашей конечной цели — Аджаокуты. Мы — это первая группа изыскателей, направленная «Тяжпромэкспортом» в Нигерию и состоящая из геолога Риона Александровича Смирнова, переводчиков Вадима Мазитова и Саши Фадеева и геодезиста — автора этих строк.
Нам предстояло совместно с нигерийскими специалистами выполнить комплекс инженерных изысканий, необходимых для проектирования и строительства при содействии Советского Союза первого в стране и в Западной Африке металлургического завода мощностью 1,3 миллиона тонн стали в год на базе железорудного месторождения Итакпе-хилл, разведанного советскими геологами в содружестве с нигерийскими специалистами (См. очерк Ю. Долетова «Радуга над саванной». — «Вокруг света», № 10 за 1977 год.). Район предстоящих работ расположен в пятистах с лишним километрах к востоку от столицы Лагоса на берегу реки Нигер. Безвестная до этого крошечная деревушка Аджаокута, которая находится на участке строительства, стала для всей Нигерии символом укрепления дружеских связей с нашей страной.
Но вернемся в Окене, которому на долгое время предстояло стать нашей главной базой. Расположенный в гористой местности, городок лепится террасами улиц по крутым склонам, густо усеянным зубчатыми скалами красноватого цвета. Дома в нем сплошь одноэтажные, а «высотным строительством», как шутят жители, пока занималась лишь природа, украсившая Окене своими «небоскребами» — высоченными пальмами и баобабами. Въезд в город открывает «Королевский» отель, ближе к центру над глинобитными постройками красуется трехэтажный, лимонно-желтого и голубого цветов отель с не менее громким названием «Президентский», где мы и обосновались. Впрочем, как быстро выяснилось, еще до нас в нем поселились москиты, с которыми мы вели непрекращающиеся сражения, правда, без особого успеха. Но в тот день, обретя крышу над головой, мы думали лишь о предстоявшей нам ответственной работе.
Поэтому на следующее утро с первыми лучами солнца мы выехали к месту будущей строительной площадки. В дальнейшем этот маршрут изрядно надоел нам, но в первый день все казалось интересным, и мы, что называется, во все глаза вглядывались в стремительно бежавший по сторонам дороги пейзаж: «выстриженные» в высокой траве саванны прямоугольники полей; маячившие в голубоватой дымке у горизонта скалистые гребни гор; изредка выскакивавшие из-за очередного поворота к дороге небольшие деревушки из трех-четырех хижин.
И вдруг на узкой тропке, вьющейся по обочине, мы увидели шедших гуськом четырех стройных девушек. На головах у них мерно покачивались расписные кувшины-калебасы с узким горлом. Цветные длинные юбки, ниспадавшие складками до земли, скрывали ноги так, что создавалось впечатление, будто девушки не идут, а тихо плывут в воздухе над тропинкой, как танцовщицы в нашей знаменитой «Березке». Увидев остановившуюся перед ними машину, они замерли на месте с возгласом «Ой-ин-бо!» — позднее этот возглас, означающий «Белый человек!», стал для нас привычным, — причем лица их выражали крайнее изумление. Однако, заметив, что наш переводчик Саша Фадеев наводит кинокамеру, вся четверка, закрыв лица руками, с визгом и смехом мгновенно исчезла за ближайшими кустами.
Наконец, миновав последний, угрожающе узкий мостик из грубо обтесанных бревёшек, мы подъехали к довольно большой деревне. За ней в просветах между стволами цветущих акаций и огромных баобабов ярко блестела широкая полоса Нигера с теряющимся в белесой дымке дальним берегом.
— Аджаокута, — объявил торжественно наш заботливый опекун мистер Лаваль, инженер-нигериец из Управления стали.
Распугивая не привыкших к технике деревенских кур и собак, безмятежно дремавших на дороге, «рейнджровер» влетел в деревню. Этот день в Аджаокуте был базарным, и сюда по традиции стекались окрестные крестьяне со своими нехитрыми товарами. На циновках, расстеленных на земле, красовались огромные клубни ямса и кассавы, связки бананов, мешки с кукурузным зерном, всевозможная зелень и бесчисленное количество жестянок с пальмовым маслом.
Наше внезапное появление вызвало целый переполох: торговые сделки были моментально забыты, и вокруг машины началось вавилонское столпотворение. Каждому хотелось не только получше нас рассмотреть, но и потрогать. Наиболее смелые пытались влезть в машину. Сыпались вопросы, на которые мог ответить только мистер Лаваль, понимавший язык племени игбирра, живущего в здешних местах.
Пожалуй, никак не реагировали на наше появление лишь местный полисмен, скучавший в грубо сколоченном кресле под навесом из соломы, да нахохлившиеся грифы, неподвижно восседавшие на коньках сараев, примыкающих к площади. Коротко переговорив с полицейским, мистер Лаваль сообщил, что для начала мы должны представиться вождю «речных людей» из племени игбирра, который ждет нас в соседней деревне Герегу...
Деревушка эта скучилась на высоком берегу Нигера, отгороженном от стремнины грядой живописных скал. Между ними на воде покачивались узкие длинные лодки, на берегу блестели рыбьей чешуей сушившиеся сети.
С трудом протиснувшись по узкой улочке между глинобитными хижинами, мы подъехали к небольшой группе людей, расположившихся в тени раскидистого мангового дерева. Впереди, в кресле, восседал осанистый старик с густой седой шевелюрой, одетый в просторную белую рубашку и такие же шаровары. Его полукругом окружали пятеро пожилых мужчин, державшихся с большим достоинством. Чуть поодаль собралось все население деревушки, с откровенным любопытством рассматривавшее необычных гостей.
Перед вождем на траве были расстелены три циновки, на которых лежали бананы, ананасы, орехи кола, стояли несколько бутылок кока-колы и блюдо с большой вареной рыбиной, состоявшей почти наполовину из головы. Мистер Лаваль представил нас вождю, сообщив, что мы геологи, приехали из Советского Союза, чтобы помочь Нигерии построить металлургический завод. В ответ осанистый старик тихо сказал несколько слов одному из членов свиты, который выступил вперед и произнес краткую, но весьма торжественную речь: «Старейшина племени рад приветствовать белых людей, приехавших очень издалека на берега могучего Нигера. Он считает большой честью принимать у себя, в Герегу, таких уважаемых гостей и поэтому приглашает отведать нашей пищи и отдохнуть с дальней дороги!»
Признаться, мы не ожидали, что предстоящее деловое знакомство выльется чуть ли не в дипломатический прием.
Последующая беседа началась вопросом вождя:
— Что будут делать здесь белые люди?
Рион Александрович начал издалека:
— Нигерия — очень богатая страна. В ней есть леса, плодородные земли, вода, скот и звери. В земле есть нефть и железо, но в стране нет заводов, на которых можно плавить металл из руды. Поэтому нигерийское правительство решило построить здесь большой завод с помощью русских специалистов. Но, прежде чем начинать строить его, нужно составить карту местности, затем пробурить во многих местах скважины, чтобы узнать, где можно возводить большие дома и постройки для этого завода.
По ходу двойного перевода — с русского на английский и затем на игбирра — старец согласно кивал головой, давая понять, что все сказанное ему давно известно, хотя, возможно, такая осведомленность просто предписывалась его высоким положением. Зато остальные жители Герегу реагировали на услышанное куда более непосредственно. Особенно велико было их изумление, когда мы показали аэроснимки, полученные нами в Управлении стали, на которых были хорошо видны мельчайшие детали местности, включая деревню и даже дерево, под которым проходила наша беседа. Казалось, восторгам не будет конца.
Затем мы попросили вождя, чтобы он посодействовал в найме рабочих. Старец не раздумывая заверил, что наши пожелания будут удовлетворены.
На этом аудиенция под палящим солнцем была закончена.
Утро следующего дня началось с появления в номере гостиницы высокого человека, который отрекомендовался мистером Оджуку, топографом Управления стали. В его обязанности входили разбивка на местности и геодезическая привязка геологических выработок. Однако из беседы скоро стало ясно, что разбивка скважин выполнена лишь частично, а привязка вообще не проводилась, поскольку Оджуку не очень ясно представлял себе, как это делается. Когда же я предложил свою помощь, он отказался от нее и, сославшись на недостаток времени, поспешно уехал по своим делам. Поскольку сроки были весьма жесткими, не оставалось ничего иного, как наряду с моей основной задачей — контролем и приемкой топографических съемок, выполняемых частной фирмой, заняться ликвидацией этих весьма существенных недоделок — разбивкой и привязкой геологических выработок, чтобы обеспечить фронт работы геологам и буровикам из фирмы «Сол-Фонд».
...И вот рано утром мы с Вадимом Мазитовым снова въезжаем в Аджаокуту, будя сонную тишину глухой деревушки. Как и было обещано вождем, на базарной площади уже ждет целая толпа крестьян, вооруженных выщербленными мачете да не виданными нами доселе топорами, похожими на секиры: устрашающего вида треугольный клин, загнанный в суковатый оголовок длинной дубины. Приступаем к формированию нашей рабочей бригады, и на площади поднимается невообразимый гвалт: каждый из собравшихся считает себя наиболее подходящим кандидатом и во весь голос заявляет об этом. Услышать и понять что-нибудь в таком шуме почти невозможно. Однако рано или поздно всему бывает конец. Часа через два-три нужное число рабочих все же отобрано. Возглавляет бригаду Дауда, парень, одетый, несмотря на жару, по последней городской моде: узкая приталенная рубашка яркой расцветки, сильно расклешенные небесно-голубые брюки и туфли на неимоверно высокой платформе. Можно наконец отправляться на место работы.
Для начала решаю провести общую рекогносцировку, чтобы представить район изысканий. Сразу же за деревней наш отряд вступает в лес. В жаркой духоте, цепляясь за камни и стволы деревьев, обливаясь потом, медленно поднимаемся по узкой тропе к самому куполу ближайшего холма, возвышающегося над окружающей местностью. Площадка будущего строительства раскинулась на правом берегу Нигера, у подножий холмов, поросших лесом и усеянных причудливыми скалами. Ее верхняя часть покрыта непролазной травянистой растительностью с редкими деревьями. Зато низменный участок представляет собой настоящие дебри: тропический лес, густо переплетенный лианами, в который вклиниваются мангровые заросли. Вдоль реки простирается изрезанная лагунами и болотами обширная пойма, в сезон дождей целиком заливаемая водами Нигера.
Первый день работы в лесу был особенно трудным. Из-за непривычной духоты — плюс сорок градусов по Цельсию в тени — мучила жажда, а несколько бутылок выпитой кока-колы еще больше усилили ее. Одежда настолько промокла от пота, что пришлось снять с себя все, кроме брюк. Едкий пот все время заливает глаза, а стоит нагнуться — тут же течет тонкой струйкой с подбородка и кончика носа, заливая полевой журнал и карту.
Просеки рубят крестьяне, набранные в Аджаокуте. Работа эта для них явно непривычна. Сначала они отложили в сторону свои устрашающие секиры, сочтя их слишком тяжелыми, и взялись за мачете. Орудие это, конечно, намного легче, но для лесоповала малопригодно: лезвие со звоном отскакивает от железной древесины гигантских стволов ироко, лишь выкрашивая ее мелкими кусочками. Рабочие очень быстро выдыхаются, поэтому мне самому тоже часто приходится браться за топор. Работа идет крайне медленно, иногда за день продвигаемся вперед на 200—300 метров.
В первый же день на просеке рабочие убили змею длиной не менее полутора метров. К сожалению, нигерийцы не знают ее английского названия, а местное мало о чем говорит Вадиму Мазитову. В ходе расспросов выясняется лишь, что эта змея очень опасна. Кусает она обычно в голову, молниеносно нападая на жертву. Если после укуса не сделать укол вакцины, то, как уверяют наши рабочие, смерть может наступить через 5—10 минут. Перспектива стать жертвой экзотической гадины никому, конечно, не улыбается. Поэтому я даю распоряжение предварительно проверять заросли впереди длинными шестами.
Первый результат принятых мер предосторожности оказывается несколько неожиданным. Совсем рядом с просекой по вершинам деревьев пробежала вспугнутая стая бабуинов, которую возглавлял крупный самец с шерстью бурого цвета. Через несколько минут обезьяны расположились на высоком дереве, растущем на ближнем холме. Самец же со свирепо оскаленной пастью неподвижно уселся под деревом, настороженно наблюдая за нами.
В один из этих дней к нам подошли двое охотников: первый держал в руке старинное ружье с очень длинным стволом, второй, вооруженный луком со стрелами, нес двух убитых мартышек. Оказывается, обезьяны воровали бананы с их небольшой плантации, а эти две негодницы были зачинщицами набегов и поэтому подверглись столь строгому наказанию. Мясо же воровок пойдет в пищу семье.
...И все-таки хорошо утром в лесу, когда воздух еще не раскален солнечными лучами и в нем чувствуется ночная свежесть; в кронах деревьев раздается разноголосое щебетание птиц, слышны крики только что проснувшихся мартышек, над просекой порхают ярко расцвеченные крупные бабочки и вьюрки — крошечные африканские воробышки. Спинка и брюшко у птиц ярко-красные, а крылышки бурые, поэтому в полете они очень напоминают мерцающие искры, летящие из костра. По мере того как солнце поднимается к зениту, жизнь в лесу замирает: прячутся в спасительную тень и замолкают птицы и звери, и только какая-то одинокая птаха гортанным голосом монотонно выкрикивает одно и то же слово, смысл которого известен лишь ей одной, да неугомонные цикады с нарастающей силой оглушают вас своим треском, временами переходящим в звенящий рокот. В эти часы и самому хочется забиться куда-нибудь в прохладную нору, чтобы переждать испепеляющий зной. Кажется, что густеющий воздух вот-вот закипит, словно похлебка. И хотя этого не происходит, всем телом чувствуешь, как бешено бьется сердце, готовое вырваться из груди, как отбойным молотком стучит в висках кровь.
За неделю удалось прорубить просеку чуть больше километра, затем уткнулись в болото, и тут начался сущий ад. Заболоченные участки в пойме Нигера сплошь покрыты зарослями слоновой травы, вернее тростника, высотой три-пять метров, необыкновенной густоты и прочности. Воздух здесь насыщен зловонными испарениями от болота и гниющей травы, а поднимающаяся при рубке едкая пыль и полное безветрие в сочетании с палящим солнцем и тучами москитов делают работу в таких зарослях невыносимо трудной. Тростник стоит сплошной стеной, и ты стараешься собственными ногами, боками и спиной хоть немного раздвинуть его, прежде чем взмахнуть мачете. И так шаг за шагом, как говорится, в час по чайной ложке. Зато пот льет с тебя целыми чайниками.
К нашему несчастью, некоторые геологические створы, расположенные перпендикулярно Нигеру были разбиты Оджуку только до болота, где они обрывались или, что еще хуже, по немыслимой кривой огибали его. Эти-то створы нам приходилось разбивать заново, как это случилось с геофизическими профилями.
Позднее Оджуку объяснил мне, что «он не хотел рисковать жизнью в этих болотах, которые кишат крокодилами». Правда, должен заметить, что лично мне крокодилов так и не довелось повстречать: говорят, их давно извели охотники до крокодиловой кожи. Скорее всего коллегу отпугнули куда менее страшные «прелести» этих мест.
Наш геолог Рион Александрович Смирнов вместе с Сашей Фадеевым одновременно с нами приступил к инженерно-геологической рекогносцировке, выполнял маршрутные обследования с проходкой отдельных горных выработок, описывал образцы, полученные из скважин, пройденных нигерийской компанией «Сол-Фонд». Кабинетной и легкой его работу тоже назвать было нельзя. Ведь маршрутные обследования были связаны с большими переходами, когда приходилось буквально продираться сквозь густые заросли. Однажды, делая описание скального обнажения, Рион Александрович поскользнулся на камне и, падая, сильно ударился позвоночником. Боль не отпускала его несколько дней, а ежедневные поездки из Окене к месту работ и обратно — около ста пятидесяти километров тряски по ухабистой дороге — отнюдь не способствовали улучшению его состояния. Поэтому, выполнив объем работ, необходимый для предварительного заключения об инженерно-геологических условиях района, Смирнов был вынужден отправиться в Лагос для лечения и дальнейшей обработки материалов.
...Понедельник — день тяжелый!
Все началось с того, что мы поздно выехали из Окене, и только около одиннадцати я приступил к работе. Первая точка наблюдений была расположена на плантации кассавы, под высоким сухим деревом, в котором, я знал, гнездятся свирепые африканские пчелы. Несмотря на мои предупреждения о соблюдении тишины, рабочие, пока я измерял углы, начали свой обычный веселый галдеж.
Вдруг я увидел, как Дауда, державший зонт, — этот франт всегда выбирал дело полегче, — неожиданно отбросил его в сторону и бросился наутек, лихо перемахнув через высокий куст кассавы. Необычный шум встревожил пчел, и они накинулись вначале на рабочих, которые с воплями разбежались во все стороны, а затем атаковали и меня. Несколько минут я довольно успешно отбивался полевым журналом от отдельных пчел, но, когда они накинулись целым роем, тоже срочно ретировался, оставив поле боя за противником. Не меньше пятнадцати укусов и разбитые солнцезащитные очки, без которых трудно обходиться в здешних местах, — так закончилось их первое нападение на меня.
Выждав минут десять, пока пчелы успокоились, я тихо пробрался к теодолиту, намереваясь закончить измерения. Это удалось сделать в несколько заходов, так как то и дело приходилось как пуля вылетать из-под дерева при появлении первых разведчиков.
К вечеру у меня начался сильный жар, вся шея, спина и грудь вздулись от укусов. Ночь я провел в полузабытьи, и только на следующий день к полудню стало немного полегче. Врач, к которому я обратился за помощью, успокоил меня, объяснив, что смертельный исход бывает после 30—35 укусов. Хорошенькое утешенье! Нам ведь здесь еще работать не один день.
Однажды меня разбудили странные звуки, похожие на глухой рокот дальней грозы, надвигающейся с гор: в это время года редкая ночь обходилась без тропического ливня. Звуки быстро нарастали, и вот уже стало ясно, что это грохочут барабаны. Периодически в их грохот вплетались визгливые звуки дудок, нестройно вторивших тамтамам в своеобразном ритме.
Выйдя на плоскую крышу гостиницы, я увидел необыкновенно красочное зрелище: по улице двигалась многолюдная процессия, освещенная яркими фонарями и факелами. Во главе ее шествовали несколько мужчин, державших над головами странное сооружение, которое состояло из укрепленных на общем основании шести огромных черных рогов буйволов, сходящихся вверху остриями. В центре стояла фигурка какого-то божка из черного дерева, причем здесь же был привязан живой белый петух, изредка одурело трепыхавший крыльями. Идущие рядом мальчишки беспрестанно обмахивали это сооружение большими опахалами на длинных ручках.
Многие участники шествия тоже несли какие-то резные подставки, фигурки и просто пальмовые ветви.
Поравнявшись с гостиницей, процессия остановилась, и ее участники образовали круг, в центре которого оказалась очень высокая фигура человека в белом балахоне с капюшоном и непомерно длинными рукавами. Балахон был расшит узкими цветными лентами в виде бахромы, на шее болталось ожерелье из кожаных цветных мешочков и обезьяньих зубов, игравших роль амулетов. В прорезях капюшона на месте глаз жутковато-таинственно мерцали огоньки электрических лампочек. В руках колдуна были погремушки из высушенных тыкв с длинными ручками.
С новой силой затрещали тамтамы, загудели, запищали флейты и рожки, затем в круг из толпы выскочили несколько танцоров, одетых в яркие карнавальные костюмы или просто в широкие цветные шаровары. В едином синкопическом ритме танца они то сходились в центре круга, взявшись за руки, то разбегались в стороны, резко меняя характер и ритм танца, переходя к стремительной неистовой пляске с самыми различными вариациями: одни крутились волчком вприсядку, другие лихо отбивали пятками такт в стиле традиционных нигерийских танцев.
На крыше вместе со мной толпились обитатели гостиницы, наверное, заранее узнавшие о предстоящем ночном празднестве. Они бурно реагировали на происходящее на улице, вместе с толпой что-то декламировали хором и вразнобой на языке племени игбирра. Когда начались танцы, многие из них с радостными возгласами бросились вниз по лестницам, чтобы присоединиться к празднеству.
Минут через пятнадцать-двадцать толпа двинулась дальше по улицам города. До самого рассвета из разных мест доносились рокот барабанов, звуки труб и праздничный шум.
Утром мы узнали, что начались традиционные празднества, посвященные началу весны. Как ни странно, вблизи от экватора, на пятом-шестом градусе северной широты, природа и люди тоже радуются приходу весны, хотя неотличимой, на наш взгляд, от зимы или лета...
По приезде в Лагос мы узнали, что состояние здоровья у Риона Александровича Смирнова ухудшилось, несмотря на усилия врачей. Болезнь свалила геолога в постель в самый ответственный момент работы над заключением об инженерно-геологических условиях района, намеченного для строительства. Без этого заключения нельзя было решить вопрос: быть заводу на берегу Нигера или вновь начинать изыскания площадки на новом месте. Смещение позвонков — совсем не шутка: нельзя ни повернуться, ни сесть, ни встать. Однако Смирнов, лежа в течение целого месяца на широком листе толстой фанеры, подложенной под одеяло, и превозмогая боль, упорно писал заключение, держа немеющими руками бумагу и карандаш. Когда сил не хватало, диктовал текст Саше Фадееву. Только после окончания работы над заключением и сдачи его Нигерийскому управлению стали Рион Александрович дал согласие на отъезд на Родину.
После сдачи отчета о первом этапе работ мы вновь возвратились в район изысканий вместе с геологом Валентином Ивановичем Ляшенко, приехавшим на смену Смирнову. Но на этот раз мы решили отказаться от несуществующих удобств отеля и переселиться в палатку в небольшом поселке геологов, построенном Управлением стали неподалеку от Окене. Передо мной стояла новая задача — проверить в поле и оценить составленные частной фирмой топографические карты, которые были необходимы для разработки технического проекта и рабочих чертежей завода. Еще более сложное задание было у геолога Ляшенко: совместно с геологической фирмой «Сол-Фонд» выполнить большой комплекс инженерно-геологических изысканий. А ведь, помимо основной работы, немало времени уходило на консультации и помощь нигерийским специалистам и обучение местных рабочих.
Попутно приходилось заниматься рационализаторством и изобретательством, разрабатывая различные приспособления и устройства для решения нередко возникавших производственных проблем. Например, в условиях острой нехватки теологического оборудования в стране Ляшенко по своей инициативе сконструировал весьма простое в изготовлении приспособление для испытаний грунтов нагрузками на штамп, что позволило Управлению стали отказаться от закупки в Англии дорогостоящего оборудования.
Особенно много хлопот доставляла Валентину Ивановичу проходка шурфов, которые приходилось вручную долбить ломами и кайлами в скальных породах.
Шурфы оказались твердым орешком еще и потому, что в них необходимо было не просто спускаться посмотреть породы, а довольно подолгу работать, делая их описания и отбирая, вернее вырезая, образцы. Палящее солнце нагревало шурф до температуры настоящей жаровни, и поэтому попавшие туда за ночь мелкие зверьки и полчища цикад быстро погибали, устилая дно сплошным зловонным ковром.
Да и сами ежедневные пешие переходы по лесу и саванне отнюдь не похожи на оздоровительные прогулки: в сезон дождей ноги разъезжаются в жидкой глине, а каждый ботинок весит не меньше пуда; не легче и в сухое время года, когда саванна выжжена пожарами и солнцем, а в воздухе кружится метелица из сухого пепла и пыли, взлетающих фонтанчиками из-под ног.
...И вот позади год жизни в Нигерии. Остались в прошлом дни и месяцы, когда работать зачастую приходилось, не считаясь ни с погодой, ни с выходными днями, ни с временем суток — ведь материалы изысканий были нужны проектировщикам как хлеб.
И тут не могу не вспомнить трудившихся вместе с нами нигерийских коллег, окончивших советские вузы,— инженеров Метчи, Аделойе, Огунси и многих других, которые отдают много сил созданию в стране новой отрасли промышленности — черной металлургии.
Радостно сознавать, что по материалам инженерных изысканий, выполненных с участием советских специалистов, ленинградским институтом «Гипромез» уже разработан технический проект строительства завода. А там, где еще недавно стояли труднопроходимые заросли, по которым пробивались изыскатели с теодолитом, раскинулась просторная рабочая площадка, на которой развернулась подготовка к строительству первоочередных объектов будущего металлургического гиганта в африканской саванне.
П. Остапенко
Информация с сайта: http://www.vokrugsveta.ru/
Голливуд на лето переезжает в Китай
Иногда кажется, что знаменитости из мира кино только и делают, что путешествуют. В последнее время центром звездного внимания становятся Восток и Африка. "Голливуд" готовит многочисленные ремейки на ...
Президент Путин предпочитает отдыхать в России
Президент России – это такая же работа, как и любая другая. И работнику, то есть Президенту, положен отпуск. Но согласитесь, сложно представить, чтобы глава государства рванул на месяц в далекую экзот...
Чтобы стать настоящим тореро...
Разве мыслимо представить себе Испанию без боя быков? В час корриды улицы испанских городов пустеют. Мужчины и женщины, старики и дети устремляются домой к телевизорам; зрелище, ради которого они оста...
Черепашья серенада
После того как биолог Луи Марден вычитал в путевом дневнике итальянского писателя и путешественника Фолько Куиличи, что на Фиджи гигантских морских черепах подманивают с помощью пения, он потерял поко...
Четыре красавицы
Острова эти, изумрудным мостом перекинувшиеся между Африкой и Мадагаскаром через Мозамбикский пролив, действительно красивы Гранд-Комор, увенчанный гигантским кратером огнедышащего вулкана Картала. Зе...