Отцовский меч.
Немало подвигов совершил прославленный герой Тезей; немало сложено было легенд об этих подвигах. Но ни одна из легенд не рассказывает о том, как маленький мальчик Тезей сидел возле громадного, тяжелого, поросшего седым мхом валуна и горько плакал. Нет, его никто не обидел, да и сердился он не на кого-нибудь, а на самого себя. Он глядел на свои окровавленные ладони, со злостью посматривал на неподвижный камень, и горячие слезы орошали его лицо.
Да, валун и сегодня не сдвинулся нисколечко, как ни старался сдвинуть его Тезей. И это случилось не впервые — уже третий год приходил сюда Тезей, третий год пробовал он здесь свои силы. А их было все еще мало...
Мать Тезея Эфра говорила ему:
— Не торопись, мой сын! Впереди у тебя еще немало времени. А отцу твоему будет приятнее увидеть своего сына сильным и мужественным.
— Я уже сильный и мужественный, — возражал Тезей. — Нигде в округе нет мальчика сильней меня. Отпусти меня, мама!
Но Эфра сурово отвечала:
— Так велел твой отец, сын мой: «Пусть Тезей сдвинет с места этот камень — только тогда я позволю ему прийти ко мне!» Мальчик мой, не торопись. Минет год, ты снова придешь сюда — и камень сдвинется под твоими возмужавшими руками.
Проходили годы, но Тезею так и не удавалось сдвинуть валун. Он стоял все такой же огромный, поросший мхом. Но Тезей не оставлял надежды. Он охотился на диких зверей, в любую погоду спал под открытым небом. Отдыхая, он клал голову на колени Эфры и просил ее рассказать про отца.
Эфра охотно рассказывала:
— Твоего отца, Тезей, звать Эгей. Он царствует в славном городе Афины. Велика честь быть его сыном и наследником. Ты должен быть отважным и бесстрашным, как твой отец. И, как он, всегда быть победителем.
Тезей засыпал и ему снилось, как он, наконец, превозмогает упрямое сопротивление замшелого валуна, как спешит к своему отцу Эгею и неслыханными подвигами прославляет свое и его имя.
И вот Тезею минуло восемнадцать лет. Теперь это прекрасный, высокий, стройный юноша с золотыми волосами и смелыми, ясными глазами. Снова он пошел к заросшему мхом валуну. А Эфра издали глядела на своего сына и печально вздыхала, ибо она уже знала, что теперь ей придется отпустить Тезея.
Юноша крепко обхватил камень руками. Он не шевельнулся. Тезей стал раскачивать валун. Еще усилие — и, обрывая корни деревьев, камень сдвинулся.
Тезей стоял возле открывшейся глубокой влажной ямы. У него дрожали от напряжения руки и ноги. Но он об этом и не думал. Он глядел на то, что лежало в глубине ямы. Это были большой меч с золотой рукоятью и такие же золотые сандалии.
Юноша не слышал, как к нему легкими шагами подошла Эфра. Голос ее дрожал, когда она заговорила:
— Сын мой, вот те вещи, которые оставил тебе твой отец Эгей. Возьми их, теперь ты имеешь на это право. Иди в Афины. Твой отец узнает тебя по этим предметам. Иди. И не обращай внимания на мои слезы. Я плачу от счастья, что ты стал таким сильным, и от горя, что разлучаюсь с тобой.
В тот же вечер Тезей отправился в далекий путь. Он знал, что по пути ему будут угрожать всевозможные опасности, — так его предупреждали все окружающие. Но юноша не боялся ничего. Кроме того, он думал: «Мой отец — царь Эгей, славный и владетельный человек. Захочет ли он признать меня своим сыном, если я приду к нему, ничем не прославившись? Я должен не избегать опасностей, а искать их. Итак, вперед, навстречу всем опасностям!»
А нужно вам сказать, что в те времена путешествовать приходилось по дремучим лесам, где блуждали хищные звери, где таились, подстерегая путешественников, лютые, безжалостные разбойники. Обо всем этом Тезей знал, но мысли об опасности лишь подстегивали его. Он бодро шел вперед и вперед — в золотых сандалиях своего отца, с его огромным мечом на боку.
Уже на второй день Тезей увидел удивительную картину. Все население какого-то большого села убегало из своих жилищ: мужчины тащили на себе вещи, женщины несли маленьких ребят и горько плакали.
— Что случилось? Почему вы убегаете из вашего села? — спросил Тезей.
— Огромный дикий вепрь блуждает в нашем лесу,— ответили ему перепуганные люди. — Вчера он напал на соседнее село и убил много людей и растерзал их. Беги и ты, чужестранец, потому что вепрь идет сюда!
— Нет, — ответил Тезей, — я пойду ему навстречу!
Он выхватил свой меч и бросился в лес, не обращая внимания на предостерегающие крики людей. Глаза его сверкали, золотые волосы горели, как пламя. Вот он уже услышал сопенье дикой твари. Еще через минуту он увидел и самого исполинского вепря. Зверь тоже увидел Тезея, наклонил голову, бешено зарычал и помчался к юноше, намереваясь вонзить в него свои острые неровные клыки. Но Тезей отпрыгнул в сторону и что было силы ударил вепря мечом по спине. Брызнула густая кровь. Разрубленный надвое дикий вепрь лежал перед юношей.
Тезей спрятал меч в ножны, взвалил кабана на плечи и принес его в село, чтобы жители успокоились.
В этот же вечер Тезей услышал в этом селе рассказ о трех разбойниках, которые бесчинствовали на дороге, что вела в Афины. Один из них, по имени Синид, любил пригнуть до земли два дерева, привязать к их вершинам путешественника, который попадал ему в руки, и отпускал деревья, отчего человека раздирало надвое. Второй разбойник, Скирон, поджидал путников у высокой скалы над морем и заставлял их мыть ему ноги. Когда путник склонялся перед ним, Скирон ногой сталкивал его со скалы. А внизу огромная черепаха, пожирающая трупы, накидывалась на очередную жертву. Третий разбойник, по имени Прокруст, укладывал человека спать на свое ложе. Если человек был короче ложа, он растягивал ему ноги в суставах; если же человек был длиннее ложа, он отрубал ноги.
— Не иди этим путем, — говорили Тезею, — потому что тебя обязательно поймают разбойники. Нам жаль тебя, смелый юноша.
Но Тезей не уклонялся от опасности, он искал ее. И рано утром он отправился в путь.
К вечеру он увидел на дороге крепкого плечистого человека, который сидел на камне с большой палицей в руках.
— Кто ты? — спросил Тезей.
— Мое имя — Синид, — ответил тот. — Дальше ты не пойдешь. Стой!
— Синид, говоришь? — переспросил Тезей. — А мне деревья ты приготовил, разбойник?
—Вот они, — указал Синид на два дерева, притянутых вершинами к земле, и бросился на Тезея, размахивая палицей.
Но Тезей был наготове. Ловким ударом меча он выбил из рук разбойника его палицу, поймал ее второй рукою и тотчас же ударил Синида его палицей по голове. Разбойник упал без памяти. Тогда Тезей сказал:
— Попробуй теперь сам то, чем ты потчевал других.
Он привязал Синида к приготовленным им же деревьям, деревья распрямились и разорвали надвое его тело. А Тезей пошел дальше, взяв с собой палицу Синида.
На другой день он увидел, что дорога перегорожена стеной из камня. А на стене сидит человек с мечом в руках.
— Стой! — крикнул он Тезею. — Именно здесь заканчивается твой путь. Я, Скирон, здешний властитель, запрещаю тебе идти дальше.
— Ты Скирон? А где же твоя скала? — спросил Тезей.
И, не ожидая ответа, с силой ударил палицей по каменной стене. Стена с грохотом рассыпалась, а Скирон упал на землю. Тезей схватил его и отнес на высокую скалу, с которой Скирон бросал свои жертвы в море.
— Попробуй теперь сам то, что ты делал другим, — промолвил Тезей и бросил Скирона со скалы в море.
И тут случилось чудо. Море не захотело принимать разбойника, оно ударило высокой волной и подбросило его вверх. Но земля была обрадована, что избавилась от такого разбойника, и не захотела принимать его назад. И Скирон остался на веки вечные между небом и землей, превратившись в хмурую высокую скалу. А Тезей пошел дальше.
Вскоре он встретил и Прокруста. Этот разбойник, прикинувшись радушным хозяином, ласково пригласил Тезея переночевать в его хижине. Но Тезей знал, что ему готовит Прокруст. Он согласился и вошел в хижину. Там стояло широкое ложе, прилечь отдохнуть на которое ему предложил хозяин. Тезей только улыбнулся и сказал:
— Это и есть знаменитое Прокрустово ложе? Ну-ка, покажи мне, как на нем спать. Немало людей спало на нем, усни и ты, Прокруст, усни навеки!
Он схватил Прокруста и насильно уложил его на ложе. Разбойник был очень длинным, ложе было ему коротко. Поэтому Тезей отрубил Прокрусту голову и оставил тело на ложе. А сам, торопясь, двинулся дальше в путь.
Юноша спешил в Афины и не знал, что его слава, слава человека, который победил страшных разбойников и освободил всю страну, опередила его. Афины уже знали о его подвигах. И перед городом его встретили толпы людей, которые приветствовали его криками:
— Слава победителю! Слава Тезею!
Тезей никому не сказал, что он сын царя Эгея. Он пришел в царский дворец и попросил позволения войти, словно был совершенно посторонним человеком. Он не знал, что из окна дворца за ним следила волшебница
Медея, которая жила во дворце, ожидая смерти Эгея, чтобы сделать царем Афин своего сына. Медея сразу узнала Тезея. И когда он вошел в большую комнату, где сидел Эгей, Медея была уже там. Она прошептала царю на ухо:
— Этот юноша, который победил разбойников, пришел сюда, чтобы убить тебя, Эгей. Дай ему выпить вот этого вина с отравою. Иначе он убьет тебя!
Царь Эгей был старый и слабый. Он испугался и согласился с предложением коварной волшебницы. А Тезей молча стоял перед своим отцом. Он думал: «Мне нет надобности называть свое имя. Царь Эгей должен и без этого узнать меня, своего сына».
Тезей забыл о том, что Эгей никогда не видел его. Тем временем Медея подала Эгею кубок с вином. Царь взял его, протянул Тезею и сказал:
— Приветствую тебя, молодой победитель разбойников! Выпей это вино!
Тезей взял кубок. И в эту минуту он взглянул в глаза Медеи. Что-то холодное и острое было в ее глазах. Юноша вздрогнул. Несколько капель из кубка пролилось на мраморный пол. И мрамор зашипел, закипел под этими каплями. Тезей заметил это, но взял себя в руки. С улыбкою он ответил Эгею:
— Я с радостью выпью это вино, но мне очень хочется есть. Не дашь ли ты мне сначала немного еды? С твоего позволения, я съем, например, вот этот кусок мяса, что лежит на столе.
И, не ожидая разрешения, Тезей начал резать мясо своим мечом с золотой рукоятью. Эгей взглянул на юношу, на меч, затем снова на юношу. Вдруг он поднялся с трона, схватил меч, внимательно рассмотрел его. Тезей следил за ним. Затем Эгей бросил меч, оттолкнул кубок так, что все вино разлилось, и радостно вскричал:
— Сын моя! Сын! Я узнаю тебя! Иди ко мне, сын мой!
Тезей упал в объятия своего отца, целуя его. А еще через минуту он спросил отца:
— Что это за женщина, которая подавала тебе, отец, вино для меня?
Эгей содрогнулся. Ведь Медея предложила ему отравить сына!
— Хватайте волшебницу! Казните ее! — закричал он. Но Медеи уже не было в комнате. Больше ее никто не видел...
Мудрость Дедала.
Оставим отца и сына в объятиях друг друга. События требуют нас на остров Крит, к царю Миносу. Минос был сыном Зевса и той финикиянки Европы, дочери даря Агенора, сестры Кадма, которую чудесный бык (его облик принял тогда громовержец) перевез из ее родины на этот, в то время еще очень дикий, остров. Здесь и родила она Миноса. Люди на «Крите, подобно диким зверям, ютились в пещерах и логовищах своих необозримых кипарисовых лесов. В то время как в материковой Элладе возникал город за городом, прививался гражданский строй жизни, охранялись права собственности, на Крите царствовал произвол сильного, никому не было обеспечено то, что он добыл ценою своего тяжелого труда.
Выросши, Минос решил положить этому конец. Он поднялся на Диктейскую гору, вошел в ее пещеру и горячей молитвой упросил своего отца спуститься к нему. И Зевс внял его молитве. В течение девяти лет спускался он к нему в пещеру. И когда, по прошествии этих девяти лет, Минос ее покинул, у него было девять скрижалей, исписанных законами, первыми в Элладе писаными законами. И память потомства прославила законодателя Миноса — «девятилетнего собеседника великого Зевса».
Выйдя из пещеры, Минос стал созывать сходы людей и спрашивать их, желают ли они подчиниться данным его отцом Зевсом законам. О законах этих он говорил им так красноречиво, что все были согласны. Он собрал людей из всеобщего разброда, поселил их в городах, предложил им выбрать носителей власти, чтобы они, выбранные ими, отныне повелевали ими, но не по своей прихоти, а во имя и в пределах закона. Сто городов возникли на большом и благодатном острове. Один из них, Кносс, сам Минос избрал своим местопребыванием. Леса Крита давали древесину на постройку кораблей. Вскоре и вся Эллада познала силу критского царя. Блистательный брак завершил счастье и величие его жизни: ему была дана женой Пасифая, дочь Солнца.
Но слишком великое счастье превосходит силы смертной природы. Минос возгордился, считая себя равным уже не людям, а богам. Его властная воля подчинила себе его ясный разум. Законодатель для других, он собственный произвол поставил законом для себя. Тогда Зевс послал ему страшное наказание. Жена Миноса Пасифая, воспылав страстью к быку, родила после ряда прекрасных детей уродливого младенца с человеческим телом, но бычьей головой.
Что было делать? Уродов у родителей отнимают власти, чтобы быстрой смертью пресечь их несчастную жизнь — если они не умирали сами. Над Миносом власти не было. Сам же он не мог истребить существа, которое считал своим сыном. А умирать урод вовсе не собирался, напротив, он рос в объеме и силе, гнушался растительной пищи, а всякому мясу предпочитал человеческое. И вместе с ним рос позор его родителей. Скрыть бы его, по крайней мере, чтобы хоть глаз людских не мозолил этот Минотавр — так, «быком Миноса», прозвали критяне это чудовище. Скрыть? Да. Но как?
Он обратился с этим вопросом к человеку, который уже был некоторое время гостем в его дворце — к Дедалу.
Дедал был родом из Афин. На Акрополе он устроил себе мастерскую и в ней занимался ваянием. Статуи уже до него умели делать. Но это были обрубки, чурбаны с ногами, как бы сросшимися между собой. Дедал первый внес некоторую жизнь в свои изваяния тем, что отделил у них ноги друг от друга. Нас бы он этим не удивил, но для тех времен и это было уже много, и афиняне с восхищением говорили про своего мастера, что он творит «ходящие» и даже «убегающие» статуи.
Среди его учеников самым способным был его родной племянник. Вначале Дедал радовался успехам юноши, но потом стал на них смотреть с завистью, тем более что и тот возгордился и стал пренебрежительно обращаться с дядей. Часто между ними возникали ссоры, и вот в одной из них Дедал схватил племянника и сбросил его со скалы Акрополя. Юноша испустил дух — и на Дедале лежала отныне скверна пролитой родной крови... Он должен был покинуть Афины и отправился на Крит, к Миносу, который и очистил его, и женил на критянке, родившей ему вскоре сына Икара.
Теперь Минос потребовал, чтобы Дедал выстроил для Минотавра особый дом. Дедал исполнил его желание. В новом доме срединное помещение было собственно жилищем чудовища, а ведущие к нему ходы были устроены с таким расчетом, чтобы человек из них обязательно попадал в срединное помещение, но из него уже никак не мог добраться до входной двери. Теперь Цель была достигнута: Минотавр был скрыт, и питание ему было обеспечено. Дверь Лабиринта — так был назван дом блужданий — была все время открыта; в любопытных, понятно, недостатка не было — они, войдя, попадали в пасть Минотавру, а если кому и удавалось спастись от него, он все равно не мог покинуть здания и рассказать людям об его ужасах, а умирал с голоду в его запутанных темных ходах.
Прошло много лет. Жена Дедала умерла, его сын Икар подрос. Ладить с Миносом становилось все труднее — он и так был властен, а старость и бегство дочери, о которой вскоре узнаем, сделали его совсем угрюмым и недоступным. Дедал просил отпустить его, но Минос об этом и слышать не хотел: художник был ему нужен, и он строго запретил своим подданным принимать его у себя, а тем более перевозить куда бы то ни было на корабле. И видел Дедал, что ему всю жизнь придется провести на ставшем ему ненавистным острове. Часто стоял он на морском берегу, завидовал тучам небесным, свободно гулявшим по ясной лазури, завидовал вольным птицам, которые могли подняться с острова и полететь куда угодно.
Да, птица может, а человек нет. Почему? Природа не дала ему ее крыльев. Так что же? Она не дала ему также и косматой шкуры зверя, чтобы спасаться от стужи,— а ведь сделал он себе платье. Она не дала ему острых когтей, чтобы защищаться от врага, — а ведь сделал он себе меч. Отчего же ему не сделать себе крыльев? И стал художник мечтать и мечтать, работать и работать, пока не домечтался и не доработался до того, что ему нужно было. Немало потратил он и перьев, и воску, и еще мало ли чего, но цели он достиг — и две пары огромных крыльев покрыли пол его заповедной мастерской. Конечно, чтобы ими управлять, требовались огромные силы. Но люди тогда вообще были не те, что ныне.
Еще до зари перенесли Дедал и Икар крылья на берег морской и там только их надели.
— Следуй за мной, мой сын, — учил старик юношу, — не слишком низко, чтобы перья не отяжелели от морской сырости, но и не слишком высоко, чтобы солнце не растопило их воска. Средний путь и здесь самый надежный.
И они полетели на запад, все на запад. Вначале все шло прекрасно. Птицы дивились новым товарищам, дельфины высовывали острые морды из пучины морской. Чем дальше они летели, тем больше радовался Дедал своему изобретению. На запад, все на запад! Но Икару, вначале следовавшему наставлениям отца, мало-помалу его осторожность надоела. Молодость вообще трудно понимает выгоды и разумность среднего пути. Там, в высоте, и воздух чище, и солнце ярче — любо ему было туда взлетать взапуски с реющими орлами и плывущими тучами. И случилось то, что предвидел отец: воск его перьев растаял от слишком горячих лучей, перья посыпались, и бедный Икар стремительно полетел в морскую пучину.
Дедал один достиг сицилийского берега. Первое, что он сделал, насыпал могилу для погибшего в море сына, чтобы его душа имела пристанище на земле. Так эллины всегда поступали для упокоения погибших в море.
Исполнив долг благочестия, Дедал подумал и о том, чтобы найти пристанище также и для себя. Конечно, такого мастера все бы приняли охотно, но Дедал, боявшийся преследования со стороны Миноса, нарочно избегал больших городов. Он обратился в маленький городок Камик и был радушно принят его царем Кокалом и его дочерьми, которым он вскоре изготовил столько диковинных украшений, что те только диву давались.
Дедал угадал верно: Минос не думал мириться с его побегом. От рыбаков он узнал, что они с сыном улетели на запад. «Значит, в Сицилию»,— сказал он себе... Взяв для большей внушительности часть своего флота с собою, он тоже отправился в Сицилию и принялся искать мастера. Тут-то предосторожность Дедала и дала свои плоды. Где-где, а в этом маленьком Камике Минос его не подозревал. Но он не отчаивался. Он снарядил глашатая и велел ему трубить повсюду: «Царь Минос обещает столько-то золота тому, кто разрешит поставленную им задачу».
А задача состояла в том, чтобы, отломав острый конец домика улитки, продеть нитку через его круглые ходы, не повредив перегородок.
Захотелось и Кокалу получить царское золото. «Недаром же, — думал он, — дал я приют величайшему в мире искуснику». Он обратился к Дедалу. Не выдержала соблазна душа изобретателя.
— Нет ничего проще, — сказал он царю.
Поймав муравья, он прицепил к его спине нитку и впустил его через дырку в нижнем конце пустого домика улитки. Муравей пополз по извилинам, протягивая нитку за собой, пока не вышел через его широкое верхнее отверстие. Кокал отправил раковину с продетой ниткой к Миносу и получил награду. «Теперь я знаю, где Дедал», — подумал тот.
Вскоре после этого старый царь сам отправился к Кокалу и напрямик потребовал выдачи его гостя. Не осмелился властитель маленького Камика прекословить тому, к услугам которого были силы стоградного Крита.
— Ну, теперь спасайте меня! — сказал мастер царевнам.
— И спасем! — ответили те.
Высокого посетителя необходимо было угостить, а перед угощением предложить ему теплую ванну. Царевны сами приготовили Миносу купель, поставили перед ним и сосуд с холодной водой. Выкупавшись, Минос пожелал окатиться. Но пока он купался, царевны сумели незаметно подменить сосуд. Он вылил себе на голову целую волну кипятку — и бездыханный упал на землю.
Так бесславно кончил свою долгую жизнь, первый законодатель Эллады — «девятилетний собеседник Зевса»! Не внешний враг сломал его силу, а его собственный произвол — ибо он ставил себя выше им же данных законов.
Минотавр.
Эгей с радостью провозгласил Тезея своим сыном и наследником. Довольный афинский народ приветствовал Тезея, славного победителя разбойников. Стоило только Тезею появиться на улице, как его встречали приветственными криками, потому что всем нравился златокудрый юноша со смелым взглядом, который так прославился своими подвигами.
Однако уже через несколько дней Тезей заметил, что все люди в Афинах сразу стали печальными. Исчезла радость, исчезло веселье. Будто зловещая черная туча надвинулась на великий город. Озадаченный Тезей обратился к старому Эгею:
— Что случилось с афинянами, отец? В городе как будто справляют поминки по кому-то.
Эгей печально склонил седую голову и ответил:
— Надвигаются тяжкие дни, сын мой. Тебе пора уже знать, что несколько лет тому назад Афины потерпели поражение от войск царя Миноса, который царствует на острове Крит. И победители-критяне наложили на нас тяжелую дань. Ежегодно Афины должны отправлять семь самых лучших юношей и семь самых красивых девушек на остров Крит, где в хитросплетениях Лабиринта живет страшное существо — Минотавр. Это получеловек-полубык. Минотавр питается людьми — он и пожирает тех, кого мы вынуждены посылать на Крит... На днях в Афинах будут бросать жребий, кого именно из юношей и девушек придется принести в жертву Минотавру. На сердце у Тезея вскипело.
— Ладно, отец мой! — промолвил он. — В этом году будет по-иному. Пусть афиняне назначат только шесть юношей. Седьмым буду я!
Старый Эгей схватил своего сына за руку:
— Нет, Тезей! Ты — царский сын. Этот закон не касается тебя. Не бросай меня, только что найденный мною сын! Я стар, мне уже недолго осталось жить. Кто будет моим наследником, если я умру?
— Именно потому, что я твой сын, я и должен ехать вместе с другими юношами, — твердо ответил Тезей. — Я должен убить чудовище, чтобы избавить афинян от этой страшной повинности.
— Минотавр разорвет тебя и сожрет, как и всех других!
— Нет! Твой меч со мной, отец. И рука моя не изменит мне!
Сколько ни умолял Эгей своего сына не оставлять его, Тезей твердо решил уехать в числе обреченных юношей и девушек. Он не унывал. Наоборот, подбадривал своих товарищей, которые считали себя почти что погибшими. И только старый Эгей все так же печально глядел на своего сына, которого уже не надеялся увидеть вновь. А в день отъезда, когда корабль, на котором юноши и девушки должны были ехать на остров Крит, уже поднимал свои печальные черные паруса, Эгей сказал сыну:
— Тезей, дорогой мой Тезей! Ты видишь эту большую скалу над морем? Каждый день, с утра до вечера, я буду стоять на ней, ожидая твоего возвращения. И если удастся тебе вернуться домой победителем, прикажи заменить эти черные паруса на белые. Я издали увижу их — и мое старое сердце загорится новым желанием жить с тобой и для тебя, сын мой!
Тезей обещал выполнить желание своего отца, в последний раз обнял его, и корабль тронулся в дальний путь.
Скорбным был всегда этот путь. И только на этот раз на корабле не было слышно рыданий обреченных, потому что Тезей вселил в них надежду на победу над Минотавром, хотя никто не мог себе представить, как им удастся спастись.
Целую неделю плыл корабль. Тезей всматривался в далекий горизонт, стоя на носу корабля. И вот он заметил на краю моря удивительную блестящую фигуру. Это не был человек, фигура была чрезвычайно велика. Казалось, что вся она сделана из металла — так ослепительно сверкала она под солнечными лучами.
— Что это за фигура? — спросил Тезей у кормчего.
— Это великан Талое, — ответил кормчий. — День и ночь он охраняет берега острова Крит, обходя его вокруг. Это не человек. Сам подземный бог Гефест выковал его из меди и подарил царю Миносу. Никто не может приблизиться к острову Крит или покинуть остров, чтобы его не заметил Талое, который никогда не спит.
Корабль все ближе подходил к острову. Но еще до того, как корабль пристал к берегу, великан Талое оказался уже возле него, угрожающе подняв свою медную палицу.
— Кто вы и откуда? — спросил он громоподобным металлическим голосом.
— Мы из Афин. Везем дань Минотавру, — ответил кормчий.
— Проходите, — проревел великан и пошел прочь, давя своими тяжелыми ногами скалы.
Вооруженные воины встретили обреченных и подвели их к царю Миносу, который всегда на берегу лично осматривал юношей и девушек из Афин — достойны ли они стать пищей для Минотавра. Холодными, жестокими глазами смотрел на Тезея и его товарищей Минос, потому что для него они были не люди, а живая пища для Минотавра. Но с прекрасной дочерью афинского вельможи Минос позволил себе нескромную шутку. Тезей не удержался.
— Смерть мы примем, — сказал он царю, — но оскорблений я не потерплю. Меня еще с колыбели полюбил Посейдон.
— Если тебя любит владыка моря, он поможет тебе добыть из его глубины вот это мое кольцо.
С этими словами Минос бросил свое кольцо в море.
Тезей не раздумывая кинулся в глубокие волны и исчез в пучине.
Девушки и юноши всплеснули руками, а Минос удовлетворенно засмеялся.
Но смелый юноша не погиб в волнах. Огромный добродушный дельфин подплыл к нему, пригласил его сесть на свою широкую спину и с быстротою ветра доставил его ко дворцу, светящемуся во мраке морской пучины голубым сиянием.
Тезей вступил в роскошные чертоги. Там на голубых тронах сидели Посейдон и его жена Амфитрита. Юноша изложил свою просьбу.
— Что ж, получит Минос доказательство нашей к тебе милости, — произнес Посейдон и велел прислужнице принести Тезею кольцо Миноса.— А за твою смелость я дарую тебе награду: исполнение трех твоих желаний. Будь рассудителен и обдумывай свои желания здраво, чтобы они были тебе на счастье, а не на горе.
Тот же дельфин примчал Тезея к берегу, где Минос все еще придирчиво разглядывал афинских юношей и девушек.
Когда Тезей вышел к ним из моря, крики радости огласили берег. И только Минос был мрачен, принимая от Тезея свое кольцо.
— Хорошо, — промолвил Минос, зловеще улыбаясь.— Ты самый рослый. Ты — любимец Посейдона. Минотавр насладится тобой первым. Эй, люди! Отберите у него меч и сегодня же ночью бросьте в Лабиринт!
Не успел Тезей оглянуться, как несколько десятков воинов схватили его, отобрали меч и отвели в темницу. Юноша остался один. Теперь уже ничто, очевидно, не могло помочь ему, безоружному... Вдруг ему вспомнилось, что Посейдон даровал ему три желания. Горячо воззвал он к владыке морей:
— Первое мое желание: спаси меня из Лабиринта! Воля богов нередко вершится людьми. Так было и на этот раз. Мужество, отвага и красота златокудрого юноши со смелыми ясными глазами пленили дочь царя Миноса Ариадну. Она знала, что нечего было и думать умолять отца пощадить кого-нибудь. И потому решила сама помочь Тезею.
Как только опустилась на землю ночь, Ариадна пришла к темнице, где был Тезей. Она напоила стражников вином, взяла у них, сонных, ключи и открыла двери темницы. Тезей поднял голову.
— Не ты ли поведешь меня к Минотавру? — спросил он.
— Нет, я пришла, чтобы спасти тебя, — ответила Ариадна. — Иди за мной. Я проведу тебя, Тезей, к морю. Там стоит твой корабль. Садись на него и убегай отсюда.
Тезей гордо выпрямился.
— Никогда и ни за что! — горячо произнес он. — Я не брошу моих товарищей одних! Я не уйду отсюда до тех пор, пока не убью Минотавра!
— Именно такого ответа я и ждала от тебя, Тезей, — сказала Ариадна. — Вот твой меч. Иди за мной, я покажу тебе дорогу к чудовищу.
Тихо, осторожно вышли они из темницы, Рядом с нею начинались высокие стены Лабиринта — огромного сооружения с тысячами ходов и переходов, разветвлений и поворотов, где человек мог бесконечно блуждать и никогда не мог найти пути назад. А все те переходы и повороты приводили его в конце концов в самую середину Лабиринта, где жил Минотавр.
Золотым ключом, который Ариадна взяла у отца, она открыла маленькую дверь в стене.
— Иди, Тезей, и пусть тебе помогут боги! — сказала Ариадна. — Но как же ты найдешь дорогу назад?
— Не знаю, — честно признался Тезей. — Но даже если я не найду выхода, то все равно больше никому не придется искать его, потому что я убью Минотавра.
— В таком случае возьми этот клубок шелковых ниток,— сказала Ариадна. — Привяжи конец нити у входа. Не выпускай клубок из рук, только давай ему свободно разматываться. А эта нить приведет тебя потом назад. Иди, Тезей, я буду ждать тебя!
Взяв клубок в левую руку, а меч в правую, Тезей бросился вперед. Нечего было и пытаться выбирать путь в запутанном Лабиринте — все пути вели к чудовищу. Тезей быстро бежал навстречу Минотавру. Вот он услышал угрожающее рычанье, от которого дрогнули каменные стены. То рычал Минотавр, услышав шаги человека. И лишь об одном не забывал Тезей — он крепко держал клубок шелковых ниток, конец которых был в руке Ариадны.
Он не считал поворотов и разветвлений. Он не считал, сколько прошло времени. Но вскоре крутой поворот привел его к большой площади. Что-то огромное, неуклюжее ворочалось там. Это был Минотавр.
Гигантское чудовище, у которого туловище было человеческое, а голова и плечи лютого быка, бросилось навстречу юноше, чтобы мгновенно проколоть его острыми рогами. Тезей не убегал. Он стоял, ожидая, только меч подрагивал в его напряженной руке.
С диким ревом налетел на него Минотавр. Но в последнюю секунду Тезей ловко отпрыгнул в сторону.
Минотавр с разгона ударился рогами об стену, и его рога до половины воткнулись в камень, застряли в нем. Минотавр ревел и хрипел, пытаясь вытащить рога. Но Тезей теперь уже не ждал. Он изо всей силы ударил мечом по шее чудовища, единым ударом перерубив ее. Обливаясь черной кровью, туловище упало на землю. А бычья голова так и осталась возле стены с воткнутыми в камень рогами...
Шелковая нить, нить Ариадны, слегка дергалась в руке Тезея. Она напоминала юноше, что ему следует торопиться. Бросив напоследок взгляд на неподвижное тело чудовища, Тезей побежал назад. Шелковая нить вела его к выходу, где его ждала Ариадна.
Вот и она, бледная и испуганная, ибо она слышала страшный рев чудовища.
У Тезея не было времени благодарить Ариадну. Вместе с ней он бросился к темнице, где находились афиняне. Стража все еще спала. Тезей разбудил своих спутников, вместо разъяснений показал им окровавленный меч и побежал вместе со всеми к кораблю. И Ариадна тоже присоединилась к ним, потому что боялась гнева своего отца, царя Миноса.
Тезей приказал поднять паруса. Корабль отчалил от берега и помчал счастливую молодежь назад к Афинам.
Возвращение.
По пути они пристали к острову Наксос, чтобы хорошенько отдохнуть и запастись питьевой водой.
Когда все сошли на берег, Тезей, улыбаясь, подошел к Ариадне, снял золотой венок со своей головы и украсил им ее голову.
— Приветствуйте, друзья, вашу будущую царицу. Это она спасла нас!
А ночью во сне Тезею явился бог Дионис и приказал ему оставить Ариадну на острове и плыть домой без нее. Молодой бог сам захотел взять Ариадну в жены, и Тезей не посмел ослушаться бога.
Рано поутру, когда Ариадна еще спала, Тезей с афинянами взошли на корабль и в большой печали поплыли к родному городу.
Проснулась Ариадна и обнаружила, что Тезей покинул ее. В отчаянии упала она на землю и стала просить себе смерти у богов.
Но тут предстал перед ней бог Дионис и постарался утешить ее. Он взял Ариадну в жены, сделал бессмертной богиней и подарил ей венец из сверкающих звезд. И теперь ее венец блестит на небе среди других созвездий.
А Тезей сидел на корме и с тоской глядел туда, где скрылся остров Наксос. В печали он позабыл о своем обещании отцу — и не заменил черные паруса на белые.
Царь Эгей с утра до ночи стоял на высокой скале и всматривался в бурное море. От горя и печали он совсем ослаб и согнулся. Но он все еще надеялся, что Тезей спасется.
И вот ранним утром Эгей увидел далеко в море корабль. Он весь задрожал, его старое сердце колотилось, словно хотело выскочить из груди. Что готовит ему судьба? Какие паруса на корабле?..
С ужасом увидел он, что паруса на корабле черные. Тезей погиб! Любимый, только что найденный его сын погиб?
В отчаянии царь Эгей бросил в пенящееся море свою золотую корону и вслед за нею бросился сам. Так погиб царь Эгей, и с тех пор это море стали называть Эгейским.
Тяжко закручинился Тезей, когда узнал о том, к чему привела его забывчивость. Но все проходит. Афины печалились о старом царе, но радовались, что освободились от страшной дани. И герой Тезей на долгие годы стал их любимым царем.
Сын амазонки.
Едва успел Тезей похоронить отца, как навалилась новая беда — на Афины двинулись Паллантиды — сыновья Палланта, брата Эгея. Они ненавидели Тезея, ставшего поперек дороги их честолюбивым замыслам. Рассчитывая унаследовать власть бездетного, как все думали, Эгея, они были очень недовольны, когда у афинского царя объявился неожиданный сын. Их надежды, что Тезей погибнет на Крите в Лабиринте чудовища Минотавра, тоже не оправдались. И теперь они решили отнять у Тезея власть над Афинами силой. В эту годину Тезею помог молодой царь фессалийских лапифов Пирифой. Паллантиды были побеждены и пали в бою, большинство от руки самого Тезея, и их владения в Аттике перешли к Тезею. Но Тезей не смог сразу приступить к управлению своими прежними и новыми владениями, так как пролитая кровь родственников требовала, согласно эллинским обычаям, очищения и годичного изгнания. Тут как раз явился к Тезею посол от Геракла пригласить его участвовать в походе против амазонок.
Из похода Тезей вернулся не один: его корабль привез и его пленницу, красавицу-амазонку Антиопу, ставшую его женой. Афиняне не признали царицей амазонку и варварку, даже и после того, как она родила Тезею прекрасного сына Ипполита. Затруднение, созданное прибытием Антиопы в Афины, получило вскоре грустное, но окончательное разрешение: царица-амазонка внезапно умерла.
Еще пребывая в печали после смерти Антиопы, Тезей получил приглашение Пирифоя пожаловать на его свадьбу с лапифской красавицей Гипподамией. Это была особого рода свадьба. Ведь Пирифой был сыном Иксиона — того самого, от которого вели свое происхождение фессалийские кентавры. Он счел поэтому своим долгом пригласить также и их. И общество было двойное: с одной стороны — гости-лапифы, родственники жениха и невесты и ее подруги; с другой — дикие полулюди-полукони. Вначале все шло весело, дружно и чинно, как полагается, но под влиянием обильно выпитого вина у кентавров помутился их примитивный ум, и они, точно по уговору, бросились на Гипподамию и ее подруг, чтобы увести их с собою в горы. Лапифы и прочие гости, конечно, вступились за похищенных — и началась битва кентавров с лапифами. На стороне лапифов кроме Тезея отличился еще и сын Нелея Нестор, и в особенности Кеней. Про него рассказывали, что он раньше был девушкой и только милостью Посейдона был превращен в мужчину, и притом неуязвимого. Огромные копья-деревья кентавров были бессильны против него, сам же он своим длинным фессалийским копьем поражал их одного за другим. Наконец чудовища поняли, в чем дело, — набрав сосен и камней, они вместе бросились на Кенея и раздавили его. Но другие отомстили за его гибель, и сражение кончилось полным истреблением кентавров. Все же память о них долго жила в Элладе, и ее художники любили изображать схватки лапифов с кентаврами, красиво переплетая между собою линии человеческих и лошадиных тел.
Общая опасность еще более скрепила узы дружбы между Тезеем и Пирифоем, но на первых порах им пришлось расстаться, Тезей вернулся к своим правительственным заботам. Он желал сделать навеки невозможным отделение окраинных частей Аттики от Афин. Для этого он объявил Афины общей столицей и всех граждан аттических городов — афинскими гражданами. Отныне и элевсинцы, и марафонцы, и бравронцы, и рамнунтцы — все имели право приходить в афинское собрание и своим голосованием решать общие дела. Но это было только частью его труда, хотя и главной. Он заботился и о судах, и о дорогах, и обо всем, о чем только мог и должен заботиться хороший правитель. И люди, уже полюбившие его за подвиг, еще более полюбили его за разумное правление.
Одно только их заботило — что у царя все еще не было царицы. И старцы совета настаивали, чтобы Тезей, наконец, дал своему народу царицу. Неохотно внял он их уговорам: он не мог забыть своей первой невесты, отнятой у него Ариадны, и сверх того боялся неприязненного отношения мачехи к его Ипполиту — а тот как раз тогда подрос и стал дивным юношей, прекрасным внешностью и чистым душой.
Все же он дал себя уговорить.
— Но пусть моя жена, — сказал он, — будет второй Ариадной. Когда я первый раз был на Крите, я видел рядом с ней ее сестру, еще маленькую, Федру. Теперь она должна быть невестой. Поеду присватаюсь к ней.
И вновь, после долгого времени, афинский царский корабль направил свой путь к Кноссу. На этот раз его паруса были белые, а зеленый венок украшал золотую голову Афины-Паллады на его форштевне. Царя Миноса тогда уже не было в живых. Правил Критом его сын Девкалион. С честью принял он славного царя могучих Афин и с радостью согласился выдать за него свою сестру. Свадьба была отпразднована пышно. Вскоре затем Тезей на том же корабле привез афинянам их новую царицу.
Все были довольны: красотою Федра не уступала своей обожествленной сестре и была так же обворожительна нравом. Заботило Тезея отношение ее к пасынку и его к ней. Но и тут дело обошлось благополучно. Ипполит встретил свою мачеху, которая была немного старше его, с сыновней почтительностью, та его — с сердечностью старшей сестры. Тезей мог быть вполне доволен обоими.
Желал ли он детей от Федры? Да, конечно, но главным образом для ее счастья. И скорее девочек, во избежание столкновения с народной волей из-за престолонаследия, которое он хотел обеспечить своему любимому Ипполиту. Его поэтому даже не особенно обрадовало, когда она одного за другим родила ему двух сыновей, Демофонта и Акаманта, — тем более что народ, начиная с его приближенных, как он сразу мог заметить, стал видеть в них настоящих царевичей, уже не считая таковым юного «сына амазонки». И опять этот «сын амазонки» очаровал его своим любовным, братским отношением к этим малюткам. Видно, честолюбие было совсем чуждо его чистой душе.
Со своим фессалийским другом Пирифоем Тезей не прерывал сношений. Счастье Пирифоя скоро пошатнулось: Гипподамия умерла. Ее смерть была для него тяжелым ударом и вызвала в его душе гневный протест против богов. Какое право имел царь теней похитить его жену? Часто задавал он себе этот богохульственный вопрос — и, конечно, ответ на него давал отрицательный. А отсюда дальнейший, еще более богохульственный вывод: если он похитил мою жену, то я имею право похитить его жену Персефону за Гипподамию! Чем дальше, тем более безумие зрело в нем. «Персефону за Гипподамию!» — так твердил он себе каждый день — до тех пор, пока попытка этого похищения не стала для него необходимостью. А затем похищение это представилось ему также и осуществимым. Отправившись в Афины, он посвятил Тезея в свой план, рассчитывая на его содействие. Тщетны были старания афинского царя отвлечь его от этого, и нечестивого, и безумного, намерения. Но раз он не мог разубедить друга, он счел своим долгом разделить его грех и опасность. Поручив Ипполита заботам Федры, а Федру — охране Ипполита, назначив управителя на время своего отсутствия, он простился с женой и детьми и ушел с Пирифоем.
Есть в Афинах, близ предместья Колон, глубокая пещера. Называют ее «медный порог земли». Перед ней друзья дали друг другу клятву в вечной верности. Через эту пещеру они и спустились в преисподнюю. Благодаря фессалийским чарам, хорошо известным Пирифою, им удалось заставить Харона перевезти их на тот берег. Во дворце Аида их встретила стража. Они назвали себя и попросили провести их к царице. Им сказали, что угощение для них готово. Пирифой уже торжествовал победу. Но когда их пригласили сесть, он почувствовал, что прирос к скале, с которой его тотчас соединили стальные цепи. Тезей остался свободным, но он не решился покинуть своего несчастного друга.
Так они увеличили собою число наказанных грешников в аду.
В этой беде Тезей вспомнил про три желания, дарованные ему некогда Посейдоном. Одно он использовал уже давно, на Крите, чтобы найти выход из Лабиринта. Два остальных были еще не тронуты: полагаясь на свою собственную силу, он не хотел просить помощи у бога. Но здесь, очевидно, человеческая сила была недостаточна. Обратясь лицом к Тенару, обители Посейдона, он произнес свое второе желание — желание освободиться из подземной обители.
И опять, как тогда, исполнителем желания явился человек, друг, — это был Геракл, отправленный в преисподнюю Эврисфеем за трехглавым псом Кербером.
Но туманы и страхи подземного царства не сходят безнаказанно для человеческой души: Тезей вернулся на свет, но вернулся уже не таким, каким был раньше. Выражение откровенности и мужества на его лице, приветливая улыбка, ласковый блеск глаз — все это исчезло; он казался мрачным, недоверчивым, злым. И у своих граждан он не заметил особой радости по поводу его спасения, и это только усилило его мрачность. А дома его встретило несчастье.
Но вернемся к моменту его ухода из Афин.
Граждане стали допытываться причины этого ухода. Ответа им не могли дать даже старейшины — Тезей никому ничего не сказал. И все-таки мало-помалу истина обнаружилась: и Пирифой бывал неосторожен, и его разговор с другом был подслушан, и кто-то видел обоих спускающимися к «медному порогу» близ Колона. Ужас наполнил сердца афинян, когда они узнали, куда и зачем отправился их властитель. Страшное слово «нечестивец» нависло над его главою. Пока еще не смели открыто выступать против него ввиду его огромных заслуг перед народом и всего счастья и блеска его правления. Но уже образовалась тайная партия, желавшая отрешения нечестивца и призвания на престол его ближайшего, хотя и дальнего, родственника — Менесфея.
Пока что Аттикой управлял поставленный Тезеем совет при близком участии Ипполита и Федры. Ипполит с мачехой обращался почтительно, но и только: ее общества он не избегал, но и не искал. Сын амазонки был страстным охотником, наездником и атлетом, но особенно охотником — его любимым местопребыванием были леса. Но Федра не могла не замечать, что ее чувства к взрослому пасынку чем далее, тем менее похожи на материнские. Только в его обществе ей было хорошо, ей доставляло удовольствие смотреть украдкой, как он гарцует на коне или состязается с товарищами в просторном дворе царя Тезея. А когда отсутствие Тезея стало затягиваться, когда его тайные противники распространили слухи о том, что он погиб, она и подавно стала льнуть мысленно к Ипполиту, как к своей будущей опоре. И в конце концов она должна была сказать себе, что любит Ипполита — любит не как своего сына, а как жениха и будущего, желанного мужа.
Ей самой стало страшно при этой мысли. Она будет грешницей, преступницей, если уступит такой любви, — Эринний она вызовет из подземной тьмы, ее отлучат от алтарей богов, от жертвоприношений и праздников. А ее дети? Каково будет им под гнетом материнского позора? Нет, лучше смерть! И притом сейчас же, пока страсть ее не опутала совсем, пока у нее есть еще силы для сопротивления. И она постановила не принимать пищи и угаснуть тихой, медленной голодной смертью, никому не говоря о причине... Пусть думают, что это Геката наслала на нее безумящие привидения ада.
Проходит день, другой — Федра голодает, молчит, чахнет. Ее бывшая няня, вывезенная ею из Крита, теряется в догадках, мучится и за нее и за себя: ведь и ее жизнь связана с жизнью ее питомицы, без нее она ничто. Она старается узнать скрываемую Федрой тайну, спрашивает ее и прямо и обиняком. Долго она трудится понапрасну, но настойчивость берет свое — Федра признается.
— А, вон оно что: ты любишь Ипполита. Конечно, это нехорошо, но все же из-за этого не дело лишать себя жизни. Тезей и впрямь погиб. А если так, то ты свободна. Пусть же Ипполит будет афинским царем и твоим мужем, а твои дети — его наследниками. Это — лучший исход.
Льстивые речи старушки на минуту погасили сомнения и страхи царицы. Няня, не дожидаясь, возвращения ее строгости, побежала заручиться согласием Ипполита. Тот как раз выходил из дворца на охоту. Он обомлел от ужаса. Как?! Ему предлагают в жены мужнюю жену, да еще жену его родного отца! Одною мыслью об этом он чувствует себя оскверненным. Он разражается потоком возмущенных и обидных слов против своей нечестивой мачехи и уходит дожидаться в Трезене возвращения отца. Федра была свидетельницей его гневной речи, направленной против нее. Теперь она чувствует себя оскорбленной. Нет, это слишком, этого она не заслужила! Она ведь готова была умереть, чтобы только не доводить себя до греха. Теперь, значит, ей уже и умереть нельзя в доброй славе, ее память будет опозорена, ее дети будут в течение всей своей жизни влачить клеймо своего происхождения от нее...
Вдруг она слышит: Тезей вернулся! Он скоро, скоро будет здесь... Да, надо действовать быстро. Конечно, Ипполит его встретил. Конечно, он рассказал ему о происшедшем. Конечно, афинский царь строго накажет неверную жену. Она умрет — это решено. Но сначала она спасет от позора и своих детей, и свою собственную память и заодно отомстит своему слишком суровому судье, чтобы не гордился чрезмерно своей чистотой, не был чрезмерно неумолим к грешникам. Она пишет своему мужу предсмертное письмо, обвиняя Ипполита в том, в чем была виновата сама, — а затем добровольно расстается с жизнью.
Таково было то несчастье, которое встретило Тезея в его доме. Не радость, не ликование по случаю возвращения хозяина и царя — стоны и плач услышал он, входя. О причине нечего было и спрашивать: в главном покое лежал труп его жены.
— Как она умерла? Артемида ли ее поразила своей невидимой стрелой?
— Нет, от собственной руки.
— Почему?
— Никто не знает. Но, может быть, эти таблички, которые она сжимает в своей окоченевшей руке, раскроют тайну. Это ее предсмертное письмо мужу. Вероятно, ее последняя просьба — не вводить мачехи к ее детям.
«Не бойся, дорогая, этого не будет... Нет, не об этом, что-то другое... О боги, боги!
Немыслимо, невообразимо... Ипполит, его любимый сын, покусился на честь своего отца! Быть этого не может! Но недаром же она с собой покончила... Позвать Ипполита!»
— Где Ипполит?
— Его нет в Афинах, уехал в Трезен.
— А, уехал, бежал от суда и справедливой кары! Он вне досягаемости для моего гнева, обида останется неотомщенной...
В эту минуту Аластор, дух подземной тьмы, шепнул ему:
— Почему? У тебя есть еще одно — третье желание! Гнев, горесть, отчаяние не дали Тезею времени для размышления. Подымая молитвенно руки, он воскликнул:
— Посейдон! Убей моего сына!..
Ипполит как раз тогда на своей четверке ехал по взморью, направляясь к истмийской дороге. Вдруг видит — с Саронического залива катится на сушу огромная водяная гора, брызжа пеной вокруг себя. Докатилась, выкатилась — и выбросила на морской песок чудовищного быка. Бык мчится прямо на колесницу. Лошади испугались чудовища, понесли. Тщетным было все искусство Ипполита: колесница разбилась, он выпал, запутался в вожжах — кони продолжали бешено мчаться и остановились только тогда, когда возница, израненный, разбитый, уже едва дышал. Все же его удалось еще живым доставить в Афины, перед очи Тезея. Правда обнаружилась, и отец понял, что он, поверив клевете, обрек незаслуженной гибели невинного, любящего, чистого душою сына.
После этого даже те, кто раньше его поддерживал, отшатнулись от Тезея. Всем стало ясно, что он, нечестивец, призвал гнев богов на свою голову. Он и сам, впав в отчаяние, не противился тому, чтобы его власть была передана Менесфею. Куда отправиться в изгнание? Что делать с детьми? Он запросил своих родственников на острове Эвбея. Они ответили: детей согласны принять, его — нет. Послав к ним детей, он сам сел на корабль и взял курс на остров Скирос, к своему старому другу Ликомеду. Тот его сначала радушно принял, но затем, испугавшись и сам божьего гнева, велел сбросить его в пропасть.
Много веков спустя, когда Афины после победы над нагрянувшим с востока насильником-врагом находились на вершине своего могущества и своей славы, они вспомнили о своем величайшем царе. Власть находилась тогда уже в руках народа. Его вождь, Кимон, человек столь же благочестивый, сколь и храбрый, по указанию дельфийского оракула отправился на Скирос за останками Тезея. Найдя их, он перенес их в Афины. Похоронив их там, он выстроил прекрасный храм над могилой и учредил в честь героя ежегодные игры... Этим он и все Афины дали понять людям, что, хотя человеку и не удалось соблюсти до конца чистоту своей жизни, если в этой жизни были светлые дела и великие заслуги, его именно ими и следует поминать, прощая ему его вольные и невольные грехи.
Информация получена с сайта Kinder.com.ua
По мотивам книги «Мифы древней Греции».
Колдовской ребенок
Из аннотации к книге: «Владимир Полушин, поэт, лауреат Всероссийской Пушкинской премии «Капитанская дочка», кандидат филологических наук, автор многих работ о Николае Гумилеве и главной из них – Энцик...
Красное на черном
Писателю сложно. Особенно фантасту. Даже если писатель и родился 140 лет назад (а умер в 1946 году), он и в 2006-м продолжает здравствовать. Потому что его книги – это его живое присутствие в нашем ми...
Тяжело жить в Англии. Но надо
Андрей Остальский. Английские правила.– М.: Время, 2006, 256 с.
Странные вещи происходят с героем книги: то чемодан подменят, то вместо жены ее двойника подсунут. А вообще его убить хотели…
Сокамерник маркиза де Сада
Шарль Нодье (1780–1844), член Французской академии, литератор, лингвист, энтомолог и библиофил, оставил во французской словесности и европейской гуманитарной культуре заметный след. Его роман «Жан Сбо...
Траектория Грасса
Гюнтер Грасс, находясь на пороге восьмидесятилетия, по-прежнему демонстрирует отменную способность привлекать к себе внимание и инициировать острые дискуссии. Гете в его годы жил себе спокойно и разме...